[helmetformypillow]

Заявка: Гарза/Уолт. Мысли Гарзы, когда он едет в хамви и постоянно видит спину Уолта.
И пусть они тоже потом украшают хамви ёлочками.
А потом можно и рейтинг(с)!

Название: Система противовесов
Фэндом: Generation Kill
Пейринг: Гарза/Уолт
Авторский рейтинг: R
Примечание: елочки не влезли, зато влез ангст

~1900 слов

Отец Хосе говорил, что дьявол прячется в деталях - это знал каждый, даже мать ему это рассказывала - когда выпивала немного перед тем, как идти на работу, - а отец Хосе, путавшийся в словах как и в ногах своих субботним вечером, говорил Гарзе - дьявол, малыш, прячется в деталях, в привычках, в тебе самом, вот ты ногти грызешь - это привычка мелкая, и это дьявол, пацан. Немытый вонючий Хосе, страдающий отрыжкой, бубнил что-то о вине христовом целые сутки, и когда совсем уж сильно надирался, начинал говорить что-то осмысленное. О чем не помнил потом.

От Тони Эсперы создавалось впечатление, что он не может все никак выбрать – мексиканец он или белый или индеец или черт возьми вообще черный. Последнее лучше было не говорить, к примеру, при Кью, потому что в нем тут же вскипало все, и он начинал читать нудные лекции о вреде расизма, даже если ты ничего такого в виду не имел, и, надо сказать, сам же Эспера очень часто со всем этим осаживал.
Так вот Эспера метался, и от этого, наверное, всем остальным казалось, что особо серьезно его в расчет принимать не стоит. Может поэтому при нем говорили больше положенного и даже не то, что следует, словно Тони был невидимкой. Не все так поступали сейчас, когда они были на марше, но в лагере «Матильда» Габриэль не раз и не два подобному становился свидетелем.
Тони он знал только по нынешнему контракту, и очень скоро понял, что Эспера совсем не так прост, как кажется. Потому что видит и слышит больше других.
Когда Брэд их поменял с Уолтом – это было одно.
Но потом Тони отозвал его как-то на одной из их остановок, когда все валились уже от усталости с ног, но спать было по-прежнему нельзя.
К Гарзе он относился тепло. Так, как относился ко всем, кто был младше по званию, но белым не был.
Наверное, будь Хосе не таким сумасшедшим, Гарза решил, что Эспера ему кем-то приходится. Кузеном или еще кем.
- Что прилетело от Сиксты?
- Разоряю, как выяснилось, пехоту США.
- Для пехоты США это тоже новость, - Эспера сплюнул себе под ноги – сгусток коричневой от табака слюны, потом поморщился, отер резко губы и спросил:
- Сколько ты вообще спал сегодня?
- Как и все, пару часов. Сам же видел, Тони. Сам же меня и отправил.
Эспера огляделся по сторонам, и вид у него сделался странным. Словно хотел что-то сказать, а как сказать – не знал.
Непривычно такое от Тони видеть было. Тони никогда в карман за словом же не лез, он всегда мог и сдачи дать, и приободрить, и все расставить по местам.
- Ты с Хассером, - начал Тони, а потом осекся, почесал нос, поглядел куда-то через плечо. Гарза, не оборачиваясь, знал, на что Тони там смотрит. Ну понятное дело – куча мусора или несколько кучек мусора, как сказал Док пару дней назад, « радует, что в армии служат куда большие свиньи, чем в морской пехоте».
- С Хассером что?
- Ты присматривай за ним, - сказал Гарзе Эспера, а потом похлопал по плечу и зашагал к стоявшим у их хамви Паппи и Руди.
У Гарзы в животе холодом на минуту все свело, но он перевел дыхание, и вроде бы попустило. Может, это было от голода. А может где-то и гусь прошел по его могиле.

В учебке Уолт ему помогал учить устав и прочую херь - голос у него был самое то, а Гарза еще со школы хорошо на слух запоминал. Конечно, Уолт тупо был тем единственным, кто согласился ему начитать, да и не важно, как в четвертом часу утра - самом безопасном и крепком, как страховая веревка, часу утра, Гарза подкатился к уолтовой койке, долго лежал рядом, запах вдыхал, жмурился - блядь, блядь, что делаешь, пидор хренов, бляааааадь, - и дышал потом на руки долго, согревая пальцы - мать все приговаривала, что Гарза - самый мерзлявый из мексиканцев, - и потом этими ладонями согретыми, мягкими ладонями полез Уолты в штаны, - так надеялся, что сможет сделать все до того, как тот проснется.
Уолт открыл глаза за несколько секунд до того, как кончил в ладонь Гарзы - увидел-опознал-понял-исугался - и что-то еще было, что-то еще проявилось в его глазах, в изломе бровей; пальцы кусал, терпел две ночи, делал вид, знаешь братишка, тут все только и делают вид, что они делают вид. Это окей, застегивай, главное, ремень - свой ли, чужой ли - но вовремя. Капрал Персон знает, о чем он, капрал Персон правда даже в самый первый раз почти не смутился - чего не скажешь о Колберте, тот вообще тогда... до первого косяка руководства алел да бледнел, тоже мне Айсмен, ну да.
С Рэем у Гарзы было что-то вроде молчаливого соглашения - когда обоим есть что прятать, то и молчать легче.

А потом, а после - спина Уолта неизменно в поле обзора, ведущий, впереди, плечи широкие, когда чуть не задохнулся под проводом, когда проезжали через город - Гарза ничего не почувствовал. А потом уже, гораздо позже, во время ночевки - когда накрыло и потащило, повело - тогда нахлынуло запоздалым страхом, и под рукой снова знакомое-горячее-скользское, Уолт выдыхал ему в плечо, отворачивался потом смущенно и лез искать каску - будто спать в ней собирался. Гарза возвращался на пост.

Потом, конечно, же кто-то другой должен был убить, но не Уолт. Кто угодно. Хоть тот же Тромбли, придурок. Уолт был очень хорошим стрелком. Но не убийцей. В учебке сержант-инструктор очень рьяно пытался все его домой отправить, но за всеми этими его бранью и воплями стояло то же понимание, что и у остальных. Уолт не был убийцей. Может где-то на верхушке, в штабе, ему было бы куда лучше, но Уолт, как и все они, начал с самого низа.
Но такие уж правила были в морской пехоте – если ты не сбежал из учебки сам, или тебя не отправили восвояси – то ты остался и право имеешь тут быть и называться морпехом. Твой выбор, и все его уважают.
Даже если ты не убийца, то все равно тебе придется убивать.
Но, может, первое убийство должно было быть не охреневшего водителя, который не остановился.
Дьявол же по-прежнему, как говаривал отец Хосе, прятался в деталях.
Гарза думал – еще перед Багдадом – что все это от войны. Она была неправильной, это все знали, шуточки про нефть уже отдавали тухлятиной, и, в отличие от долбоебов-резервистов, здесь у каждого, наверное, сложилось ощущение, что их загнали в болото и теперь пытаются медленно потопить. Те, кто был еще в Афгане, кажется были в еще большем ахуе от всего, и Гарза думал еще, что кажется у Роллингстоуна выйдет просто отличная книга обо всем этом. Может фильм снимут по ней, а потом еще и «Оскаров» дадут. Если репортер, конечно, вернется отсюда живым.
Это все было из-за войны. Из каждого лезли демоны – от недосыпа или отсутствия веры или чего еще, а от местного капеллана толку не было никакого. Гарза хоть и был католиком, потому что а иначе ну как, но ни разу не был на исповеди, думая, что вывалит все на пастора, когда вернется домой.
Это был как гарант того, что он вернется.
В общем, Уолт должен был пристрелить плохого парня, а пристрелил хорошего, такие вещи происходят на неправильной войне.
И конечно же, их всех их придавило это как-то даже сильнее, чем когда Тромбли ранил мальчишку того, или когда они развернули сдавшихся иракцев в сторону федайхинов, или когда стали натыкаться на беженцев, которым не могли помочь.
Когда вообще до них стало доходить, что ничего они тут не могут сделать, и что война – это только одно короткое слово, просто название, за которым ничего не стоит.


Уолт совсем позабыл про Рождество. Не то чтобы он его не отмечал или еще что, тут найдется парочка морпехов, которые принципиально не отмечают Рождество – один новобранец потому, что Рождество – праздник семейный, а он пока не вкурил, что тут в общем-то все очень похоже на семью. А другой, кажется, просто потому, что у него в Рождество кто-то умер. Чувак пил со всеми и отдельно от всех, они надирались, а он надирался – но за упокой чьей-то там грешной души и, да блядь! Уолт споткнулся и рухнул на пол.
Второй тур в Ирак, канун Рождества. Через семьдесят два часа им выдвигаться. Лежа на полу, глядя на качающийся брезентовый потолок, Уолт был не совсем уверен в том, что сумеет протрезветь за это время.

В общем, ему надо было только одно, чтобы его никто не трогал. Но всегда стоило начать хотеть одиночества, так на него тут же сваливались все эти малолетки чертовы, которые ныли и расспрашивали про то, как оно было брать Багдад.
Конечно же это сейчас он мог шутливо послать каждого, но в первый раз его как в ледяную воду окунуло, и он думал, что эти воспоминания никогда не вернутся, и тем не менее.
Майк рассказывал уже после, когда они собирались отправляться домой, что жертвы среди гражданского всегда неизбежны, но всегда лучше, когда это не твоя жертва.
Ну что же. Тогда не вышло, а сейчас даже в патрулях они не находили никого кроме чертовых этих радикалов, и у ребят-саперов было куда больше работы, чем у них.
Уолт иногда представлял малодушно, как он после - после всего этого будет писать Гарзе письма и не отправлять их. Девчоночьи мечты - тут же думал Уолт, злился на себя, на Гарзу, но не мог прекратить в голове предложения складывать.
Казалось, то, что рядом всегда крутились эти необстрелянные толком - хотя какой там, Уолт грыз себя за снобизм, грыз за то, что, быть может, считает снобизмом то, что им не является. Наверное тот, кто Уолта знал поверхностно, нихуево бы удивился, заглянув в него поглубже, удивился бы объемам самокопательных работ.
Самое жуткое, - написал бы Уолт, - когда во сне не можешь понять, что застилает тебе глаза, твой пот ил чужая кровь. Наползает на веки, мешает, стряхиваешь раздраженно, загустевает, мешаясь с пылью, ресницы потом в этой хрени - торчат кольями, засохшие, как в грязно-красной краске испачканы.
Самое смешное, - написал бы Уолт, - это то, что здесь никто не поймет шутку про жилет с ebay.
Самое херовое, - написал бы Уолт, - что я вообще пишу тебе эти письма каждый сраный день.
- Каждый сраный день, - простонал Уолт зло, лежа на полу в Рождество пьяным, хотя, наверное, это не звучало зло, скорее потерянно, - каждый сраный день, ты, ебучий Гарза.
- Что? - удивленно отозвался тот, какая же быстрая почта вдруг.
Уолт приподнял голову, морщась.
Почта и правда стала получше с тех времен, когда доставляла исправно письма сопливых детишек из детсадов и игнорировала потребности сержанта Колберта в смазке и щите для турели.
Потому что Гарза со своим вещмешком стоял прямо над ним. И очки эти ебучие, конечно же, были при нем. Оправа, правда, другая, но этот его взгляд умненького мальчика из колледжа, которым Габриэль никогда не являлся, никуда не делся.
- Я не думал, что ты…
Уолт не договорил. Что не думал?
Он мог бы выдать целый список, чего он не думал, пока Гарза отпихивал свой вещмешок на теперь видимо его место. Между ними оставалось еще три койкоместа, но Уолт знал, что и целый ряд в таких расстояниях не значит ни хрена.
И он мог бы выдать целый список того, что он думал все это время, но, пожалуй, это было лучше оставить при себе.
- Ты тут прослужишь, выходит, на полгода больше меня, Гейб.
- Ну, так вышло.
Он вернулся к нему и все, что смог сделать на это Уолт, так это обхватить его за колени руками крепко, стреноживая, и Гарзу это не удивило, конечно же, поэтому он и встал как столб.
- Ебучая почта, - пробормотал Уолт, чувствуя как его мягко и размашисто треплют по волосам.